История депортации Зейнаб Инозовны Измайловой, в девичестве Ужаховой, схожа с другими судьбами соотечественников, но всё же боль у каждого своя, и пройденный путь у каждого свой.
...Моя история началась ранним утром 23 февраля 1944 года. К нам постучали в дверь. По моим подсчётам, мне было где-то восемь лет. Но точный свой возраст я не знаю, а в паспорте отмечено, что я тридцать первого года рождения.
Отца сразу забрали на сход, а нам велели собираться. Мама плакала, причитала, собирая вещи и давая по ходу указания старшим, что куда положить. Мы взяли ковры, одеяла, утварь кухонную. Мама хотела завернуть швейную машину, но солдаты её отговорили. Не нужна она вам, сказали они, лучше возьмите кукурузу и тёплые вещи. Наверное, себе её прибрали. Швейная машина в ссылке многих спасла от неминуемой гибели.
В семье нас было три дочери и брат. Я была младшей. Нас повезли на железнодорожную станцию и погрузили в вагоны для перевозки скота. Здесь с двух сторон были наколочены полки. С одной стороны расположились мужчины, с другой женщины. Посередине стояла маленькая буржуйка. Потом раздался долгий протяжный гудок поезда, который заглушал такой же протяжный гул плачущих людей, отрываемых от своей родины. Тут не сдерживали слёзы даже видавшие виды мужчины.
Думала ли я на тот момент о трагедии, о горе, постигшем народ? Конечно же, нет. Я была мала, и родные были рядом. Всё остальное меня как бы не очень беспокоило. Но вот по тряпичным самодельным куклам, которых в растерянности не взяла с собой, я очень грустила. Но не долго. Видя вокруг себя человеческое горе, я, как и многие мои сверстники, рано повзрослела.
Через две недели эшелоны прибыли на станцию Озёрная в Кустанайский район. Мама закутала меня в одеяло, усадила на колени и крепко к себе прижала. Я отогрелась и уснула. Привезли нас в колхозный клуб. Я обратила внимание на стены, облепленные снегом, который в толщину доходил до десяти сантиметров. Внутри помещения было тоже холодно, несмотря на то, что в центре стояла отапливаемая буржуйка, подойти к которой не представлялось возможным из-за большого скопления людей. Здесь мы переночевали.
А на следующий день нас развезли по квартирам. Мы попали в дом к русской женщине. Поначалу она была неприветливой. Оно и понятно — им про нас говорили, что мы людоеды, враги и убийцы. Но мы с нашей соседкой вскоре очень сдружились. А через три месяца перешли в свою хату.
В селе Жарколь, куда мы попали, я впервые увидела жизнь и смерть, идущие совершенно рядом. Это пугало и делало меня сильнее. Ингушей в селе было всего несколько семей. Их положение не было столь критичным, отчасти выручали запасы, взятые из дома.
А вот депортированным чеченцам пришлось худо. Их было много, и все в основном из горных районов. Они ничего с собой в дорогу не смогли взять, их практически выгоняли из дома с авоськами в руках. Мама часто говорила, что из двухсот семей их осталось менее десяти. Голод, холод и эпидемии скашивали их целыми семьями.
Много было сирот и вокруг нас. Меня частенько с чуреком посылали в соседнюю хижину. Там было трое детей, оставшихся без родителей. Мама мне говорила, скажи им, чтобы кушали маленькими кусочками и тщательно пережёвывали. Руки и ноги у них были опухшими от голода. Каждый раз я заставала одну и ту же картину: две младшие девочки копошились как курицы в соломе, лежавшей на полу в поисках зёрнышка. А в один вечер я застала их мёртвыми. Эта картина по сей день стоит перед моими глазами. Как и другая история с чеченской семьёй.
Женщина жила с тремя девочками-погодками. Звали её Яло. Муж погиб на фронте, а родственников у них не было. От безысходности молодая женщина вышла попрошайничать. Но это не спасало ситуацию. Население бедствовало. Тогда она стала врываться в дома и таскать прямо со стола еду. Это был отчаянный шаг.
В один день на неё устроили засаду. Яло побежала по замёрзшему озеру. Было начало оттепели. Никто не рискнул её преследовать. В нескольких шагах от берега лёд треснул, и она на глазах у всех, судорожно цепляясь за кромки льда, ушла под воду. «Ва нан, ц1аюлах» («Мама, вернись!») — слышали мы доносящийся из дома протяжный, неустанный плач сирот.
На третий день приехала комиссия, чтобы забрать детей в детский дом. Старшая дочь выскочила из избы и стала умолять собравшихся не отдавать их чужим людям. Но никто не решался помочь им. Время было очень тяжёлое. Там хоть накормят и обогреют, говорили люди, и потом — иного спасения им здесь не видать.
Была ещё в деревне одна хата — своего рода могильник. Мёртвых истощённые люди просто не успевали хоронить. Они стали свозить их в эту заброшенную избу.
Когда она наполнилась, часть трупов свезли на окраину села и захоронили под снегом. По весне собаки, кошки и вороны принюхались к этому месту. Как только земля оттаяла, оставшиеся в живых мужчины, а были только ингуши, захоронили всех по мусульманскому обряду. Достали из озера даже тело несчастной Яло. Дай Аллах им милости на том свете.
От больших несчастий нашу семью Всевышний уберёг. Как только мы приехали, брата взяли учётчиком в колхоз. Он приносил домой в кармане немного пшеницы, которую мама долго отваривала и давала как похлёбку. Это нас и спасло в голодное время.
С весной люди как-то ожили, мало-мальски вздохнули. Стали обживаться. Начали работать в колхозе. В 1949 году мы переехали в кормсовхоз, так называлось хозяйство в Кустанайской области, где брат устроился завскладом. Вскоре он женился. Вроде зажили. Но счастье длилось недолго. Впереди нас ждал тяжёлый удар. Сердце единственного сына, защитника и кормильца, не выдержало.
А в 1957 году мы — я и мои родители, вернулись на родину, в селение Барсуки. Две сестры к тому времени были уже замужем. Брат остался лежать в чужой земле, которая дала ему своё последнее пристанище. Наш дом к приезду хозяев освободили жившие там осетины. Правда, он был в плачевном состоянии. В кухне они держали скотину, от забора осталось несколько кольев. Но это нас не пугало. Мы были дома. Едва я успела всё отмыть, почистить, как меня засватали.
P. S. Зейнаб Ужахова вышла замуж за Аюпа Измайлова. Молодая семья сразу же уехала в Грозный. Когда в Чечне начались военные действия, они вернулись в родное село Измайловых-Сурхахи. Через несколько лет умер муж нашей героини. Сегодня она живёт в окружении любви и заботы большой семьи, среди сыновей, дочерей, внуков и правнуков.