В календаре едва ли отыщутся даты, в которые история заложила для граждан одной страны столько разных эмоций. 23 февраля для одних — День памяти и скорби, когда вспоминается ужасный период депортации, для других праздник — День защитника Отечества.
Противоречия нашей отечественной истории, ее сложности необходимо осмыслить, вынести уроки, и об этом написано сотни томов, сказано немало. Тем не менее, воспоминания свидетелей остаются самой впечатляющей для потомков формой передачи опыта, способной сложить в их сознании ясную картину ужасных лет ссылки. А если эти воспоминания исходят от писателей, посредством их творчества, то острота восприятия усиливается вдвойне.
К числу самых ярких произведений, посвященных теме депортации, написанных нашими литераторами за последнее время, несомненно, можно отнести повесть ингушского поэта и писателя Башира Тимурзиева «Незапятнанная честь».
Башир Газимагомедович скончался полгода назад, прожив трудную, но яркую жизнь. Книга рассказывает о судьбе ингушского офицера, в годы войны депортированного, а после возвращения из ссылки вступившего на опасный в условиях тоталитаризма путь борьбы за права своего народа.
Прототипом главного героя повести Аслангирея был реальный человек. На одной из своих встреч с читателями Башир Тимурзиев рассказывал, что когда он писал это произведение, в его воображении постоянно всплывал образ легендарного общественного деятеля Ингушетии 70-80-х годов Джабраила Кортоева.
— У каждого представителя старшего поколения ингушей своя «депортация», свои воспоминания о том, как эта несправедливость происходила, — считал Башир Газимагомедович. — Шла война, криминогенная обстановка, как сейчас выражаются, была очень неспокойная. Ворья вокруг — тьма тьмущая. Мы были маленькими, отец воевал на фронте. По вечерам, чтобы защитить дом от разбоя, мать спускала с цепи во дворе собаку. И вот, в то тревожное утро нас разбудил звук выстрела. Оказывается, это солдаты, пришедшие конвоировать нас на железнодорожный вокзал, застрелили пса, мешавшего им проникнуть в дом. Это мое самое первое впившееся в сознание воспоминание о том жутком дне выселения нашего народа...
В год высылки Баширу Газимагомедовичу исполнилось девять лет. Их сослали из Базоркино (ныне — Чермен). Вместе с ним в Казахстан отправились два его брата, сестра и мама. Все дети были младше Башира. В школу спецпереселенец Тимурзиев пошел в 10 лет — его не хотели брать в первый класс. Директор ссылалась на то, что ребенок — переросток начнет разлагающе действовать на дисциплину в классе. Но Башир и его мама не сдались и настойчиво стояли на своем.
Мама предложила педагогу проверить знания мальчишки, который благодаря посещению в раннем детстве медресе, многое из грамоты понимал. Учитель предложил парню решить математический пример. Надо было сложить цифры 50 и 20. После знака «равно» Башир через мгновение написал «70». Беда была лишь в том, что он не имел никакого представления, как эти цифры произносятся. Со временем он все наверстал и даже стал одним из лучших учеников школы.
Все время, что Тимурзиевы жили на чужбине, Башир Газимагомедович грезил о Родине. Когда в конце пятидесятых появилась возможность вернуться домой, он сломя голову бросился в обратный путь. У него к тому времени имелась хорошая специальность: его ценили как талантливого инженера-механика, он знал, что не пропадет. Башир так спешил домой, что вместо того, чтобы взять билет до Минвод, по ошибке купил билет на «бакинский» поезд, проехал много лишних километров, растянувших время сладостного ожидания встречи с родной землей.
После возвращения на Кавказ будущий писатель много думал о депортации, о незаслуженных репрессиях, которым подвергла страна его народ. Свои переживания он пытался передать через стихи и рассказы. С одним таким стихотворением — называлось оно «На восток», в 1966 году Башир пришел в редакцию газеты «Путь Ленина». Должность главного редактора там тогда занимал Микаил Зангиев, которого также сегодня нет среди нас.
Микаил Хасултанович прочитал стихотворение и с улыбкой сказал: «Ну что же, Башир, я опубликую его. Но ты при этом должен знать, что я из-за этого лишусь работы, а что будет с тобой, ты тоже, наверное, догадываешься». Так и получилось: Зангиева сняли с работы, а Башира Тимурзиева стали часто приглашать на беседы в местное КГБ.
— Микаил Зангиев был журналистом редкостного таланта, — вспоминал Башир Газимагомедович. — Но лично мне он запомнился даже не своим талантом публициста, а талантом настоящего Человека. Был он невероятно мягкого и деликатного склада характера, по возможности избегал конфликтов, опасался незаслуженно обидеть кого-либо. Но этот штрих к его портрету лишь добавляет очень яркие и сильные краски в описании его характера. Иметь свои собственные принципы и крепко держаться за них — во все времена считалось большой роскошью, позволить которую могут себе лишь по-настоящему сильные духом люди. И именно таким был Микаил Зангиев, не любивший много рассказывать о своих мужественных поступках.
...А вот воспоминания о том чудовищном преступлении в отношении нашего народа жителя сельского поселения Аки-Юрт Азиза Халидова. Он был ребенком, когда рано утром 23 февраля 1944 года в его родной дом пришли солдаты и сурово сказали: «Живо собирайтесь! Вас высылают в Сибирь».
В память Азиза этот день и последующие 13 лет ссылки врезались навсегда. Он не может понять смысла этого страшного злодеяния, хотя думал над разгадкой всю жизнь. Но таков характер подобных преступлений. Иррациональность — основная их черта. А еще — бесчеловечность, которая больше напоминает образ действий нечистой силы. Вот его рассказ.
«В моей детской памяти осталось страшное утро 23 февраля 1944 года. Как встревоженный улей гудело село, всюду, куда ни глянь, — солдаты, крики, плач женщин и детей. Страшный, невообразимый гул стоял над селом. Дети не понимали, что происходит, плакали навзрыд. И словно детские слезы с неба, падал чистый белый снег на эту горькую от слез землю, как бы присыпая всю горечь этого рокового дня.
Лай собак, мычание коров. Они словно чувствовали все происходящее. На сборы нам дали 20 минут. Накануне вечером я слушал разговор стариков. Они говорили о большом празднике, о том, что «Германа гонят назад», что война скоро кончится. После этого жизнь будет хорошей. Но все, что было на следующий день, не было похоже на праздник. Взрослые и дети брали все, что могли унести. Подогнали машины, людей погрузили на них и повезли на станцию Ермоловка. Мы молча прощались с белоснежными вершинами родных гор.
Затем нас загнали в товарные вагоны, набивали битком. Внутри вагона — нары и буржуйка. Топить было нечем, на остановках собирали все, что может гореть. На каждой станции выносили умерших и складывали у железнодорожного полотна. Не то, чтобы похоронить — присыпать их снегом не давали солдаты сопровождения.
Так и ехали мы, устилая трупами бескрайние придорожные просторы дороги скорби. Доехали мы до места назначения — станции Бель-Агач Семипалатинской области, где-то в середине марта, по распределению попали в село Бородулиха, где проживали русские, казахи, немцы, поляки под неусыпным взором комендатуры, при строгом режиме для спецпереселенцев.
Мы не имели права перемещаться в соседнее село к родным. Так мы и выживали, оторванные от родины, от своих национальных корней, объявленными вне закона на этой суровой, безжизненной земле. Нас преследовали болезни, особенно свирепствовал тиф. Встретили нас по-разному: кто — с сочувствием, кто — с презрением и страхом. Местных жителей тщательно «подготовили» к нашему приезду разнузданной пропагандой, они действительно считали нас предателями.
Есть у поэта Куняева такие строки: «Испокон ведется на Руси, власть грешит, а каяться народу». Изменники и предатели, конечно, были, но меньше всего их было среди чеченцев и ингушей. Чеченцы, ингуши сражались на фронтах Великой Отечественной войны лучше других, но слава доставалась другим. Оборона Брестской крепости, июнь-июль 1941 года! Бессмертный гарнизон этой крепости состоял из представителей многих национальностей Советского Союза. И крепость держалась больше месяца благодаря этому составу. И здесь были не одни, как пишет историк С. Смирнов, Гавриловы, Фомичевы, Романовы. Они воевали вместе с Барханоевыми, Узиевыми, Ахтаевыми, Акиевыми, Булгучевыми, Бахмурзиевыми, Алероевыми, Арсалоевыми, Цечоевыми. Смирнов писал свое произведение уже после хрущевской оттепели, но ни одного слова о вайнахах не сказал, хотя в гарнизоне крепости было более 400 чеченцев и ингушей. Но на мемориальных плитах Брестской крепости имен наших мало.
Летом 1942 года Сталинград защищал 225-й отдельный чечено- ингушский кавалерийский полк под командованием майора Висаитова и танковый батальон капитана Маташа Мазаева. Висаитов прошел от Терека до Эльбы, у города Таргау встретил американские передовые части 69-ой пехотной дивизии генерала Хаджеса 1-ой Американской армии генерала Омара Брэдли и был награжден орденом «Легиона чести» — высшим орденом США.
После войны в 1955 году, когда встретились участники этой встречи на Эльбе, никто о нем не вспомнил, как будто его и не было. Звание Героя Советского Союза он получил 55 лет спустя, уже после смерти.
Я благодарен всем, кто сочувствовал нам в те горькие для нас дни, кто не был безучастным свидетелем нашей трагедии. Это и солдаты, помогавшие нам в пути, и жители Казахстана и Средней Азии, принявшие нас с сочувствием. Мы не знаем сегодня, кто они, откуда. Наверно, никогда и не узнаем. Да это и неважно. Главное — они были, есть и будут в грядущем, ибо на таких людях держится мир".