Здесь нет места трусости

Омоновцы — рыцари без страха и упрека

Начиная с 2002 года, 3 октября в России отмечается День образования ОМОНа. До преобразования милиции в полицию, эта аббревиатура расшифровывалась как отряд милиции особого назначения. Сегодня же, чтобы сохранить привычное название, ОМОН переводится как отряд мобильный особого назначения.

Данный праздник был установлен в соответствии с указом занимавшего на тот момент пост министра внутренних дел России Бориса Грызлова. Дата празднования дня ОМОНа в России приурочена ко дню основания 19-ти отрядов милиции специального назначения в 12-ти городах бывшего СССР.

После развала Союза в России начался беспрецедентный разгул преступности. Массовые перестрелки, разборки между многочисленными группировками стали настоящим бичом России 90-х. Сотрудники обычных подразделений милиции не могли справиться с этой проблемой, и большинство операций по обезвреживанию бандформирований и задержаний криминальных авторитетов ложилось на плечи ОМОНа.

На сегодняшний день основные задачи подразделений ОМОНа сформулированы следующим образом: обеспечение силовой поддержки при проведении спецопераций по задержанию особо опасных преступников; обеспечение порядка и безопасности в общественных местах во время массовых мероприятий; осуществление контртеррористических мероприятий; обеспечение правопорядка в случае введения в стране чрезвычайного или военного положения.

Для поступления в ОМОН кандидат должен отвечать следующим критериям: возраст 22-30 лет; срок службы в регулярной армии — не менее 2-х лет; отменное здоровье (так называемая категория «А»); соответствие нормам физподготовки.

Все кандидаты, чтобы получить право на ношение формы с нашивкой ОМОН, проходят тщательный отбор: сдают нормативы по владению различными видами оружия, проходят различные медицинские и психологические тесты. Отбор в среднем проходят лишь 20% кандидатов. Так что краповый берет ОМОНа достаётся далеко не каждому. Служба в ОМОНе подразумевает постоянные тренировки и работу над собой, прежде всего — психологическую.

Помню, когда в конце 90-х я впервые посетил ингушский ОМОН, который дислоцировался в живописном месте около реки Сунжа на окраине Карабулака (в советское время там располагался детский лагерь отдыха), командир отряда Магомед Мартазанов признался мне, что главным критерием, определяющим психологическую стойкость новобранцев, является порука тех, кто уже заслужил уважение в подразделении своими мужеством и отвагой. А ведь действительно, более надежного «отбора» (тем более — в ингушском обществе) трудно придумать. Увы, вскоре Магомед геройски погиб при нейтрализации террористов.

Что значит психологическая подготовка бойцов отряда мобильного особого назначения? Тема насколько интересная, настолько и важная. Корреспондент «Ингушетии» постарался исследовать ее в беседе со старшим психологом ОМОНа Управления Росгвардии по Ингушетии Хасаном Даурбековым.

— Хасан, расскажи немного об истории отряда?

— Наш ОМОН был создан в январе 1993 года. Я тогда еще был совсем мальчишкой, но, тем не менее, знаю, что это были тяжелые годы становления только что образованной Ингушской Республики. Первый штат отряда состоял из 96 человек. Костяк составили уволенные в запас офицеры и прапорщики Советской Армии и внутренних войск, бойцы ППС.

Ещё тлели «угли» трагедии в Пригородном районе Северной Осетии, а под боком уже назревала другая очередная трагедия — чеченская. По рассказам старших и уволенных в запас коллег, каждый день в дежурную часть поступали тревожные сообщения о взрывах, обстрелах, нападениях, захватах заложников. Чтобы везде успеть, ребятам приходилось работать без выходных и отпусков, избавляясь от случайных людей. Не все вписались в столь жёсткий ритм, не всех устроили предъявляемые требования. Но именно тогда и начал выкристаллизовываться твердый омоновский характер. Досталось это дорогой ценой. Только за два года погибли несколько сотрудников отряда, включая и его командира — капитана милиции Багаудина Точиева.

Однако остаться в стороне от развернувшейся полномасштабной контртеррористичес¬кой операции на Северном Кавказе, отгородиться «колючкой» и блок-постами от хлынувших в респуб¬лику разномастных банд не удалось. В 1995-1998 годах, как вспоминают ветераны подразделения, ингушские омоновцы чаще всего были задействованы в мероприятиях по ликвидации прорвавшихся через слабо прикрытую административную границу бандгрупп. Порой их численность вдвое превышала силы омоновцев. Много ребят полегло в этом противостоянии, все они посмертно награждены высокими государственными наградами, мы помним о них и свято чтим их подвиг, поддерживаем их семьи.

— Расскажи вкратце о себе...

— Ну, что я могу рассказать... В отряде служу с 2011 года. Окончил факультет психологии Кубанского госуниверситета, Московский университет МВД, Пятигорский лингвистический университет, заочно учусь в одном из вузов Уфы по направлению «Психотерапия и возрастная психология», во многих городах проходил курсы повышения квалификации, работаю в отряде еще полиграфологом. В 2010 году вышел служить в ППС в должности психолога. Меньше года там прослужил. Когда я находился на курсах повышения квалификации в Ростове-на-Дону, неожиданно для себя узнал, что меня перевели в мобильный отряд, потому что там не хватало психолога. С тех пор я здесь. Хоть я и психолог по образованию и, в какой-то мере, по мироощущению, но, если честно, на начальных порах пришлось «теорию» подверстывать под практику. Жизнь, реальность, как говорится, намного насыщеннее и сложнее, чем то, что ты читаешь в учебниках, что тебе вкладывают в голову педагоги. И не потому, что в книгах написано «не то» — в них, действительно, собран опыт многих поколений: просто человек должен еще сам работать над собой, чтобы понять содержание этих учебников, всей той теории, которой его обучали учителя. По большому счету, первое, что я заметил, придя в отряд — это то, что психологическая работа среди ребят была серьезно запущена. Я понял, что необходимо создать комфортный психологический климат в отряде, работать в направлении поддержки морально-психологической устойчивости бойцов. Это, конечно же, не значит отсутствие у них волевых качеств. Повторюсь: надо работать над собой, проецируя реальность на теорию. А в ОМОНе это самое главное, потому что ребята выезжают на спецоперации, порой смотрят смерти в глаза. Вначале, понятное дело, было очень сложно, я часто сталкивался с тем, что сослуживцы считали, что если я психолог — значит, у меня «крыша поехала» (смеется). Постепенно, посредством семинаров, лекций, которые из-за отсутствия условий зачастую проходили на плацу, в столовой, других неприспособленных местах, я переубедил ребят, что психолог — это их ближайший друг и надежный помощник, у всех появился интерес к психологии как к науке. Сегодня, к счастью, со строительством новой базы, у нас появились все необходимые условия для полноценной подготовки во всех направлениях.

— Ты бы мог назвать пример ситуации, когда твоя работа помогла ребятам справиться с эмоциями, переживаниями?

— Помню, где-то через месяц после того как я пришел в отряд, с моим участием был выезд на одно серьезное «мероприятие», где пролилась кровь. Мы все вернулись взвинченными, раздраженными, я сам оказался заложником этой ситуации. Я попросил всех собраться и объяснил, что все, что случилось, надо оставить «здесь», а не уносить с собой домой, постарался разрядить обстановку, провел легкий психологический тренинг. Все согласились с моим утверждением, вроде бы сделали выводы из того, что я сказал. Но позже я понял, что ребята просто кивали головой: никто не пропустил через себя сказанное, никто не стал работать над собой, и потому напряжение в сердцах и душах бойцов никуда не ушло и продолжало их давить. В общем, я убедился, что мой урок прошел даром. И тогда я стал работать с каждым индивидуально, и это дало результаты.

— Ты говоришь, что теория и практика — разные вещи. Значит, ты продолжаешь осваивать науку, которую изучал в нескольких университетах?

— Безусловно, это разные вещи. Но, повторюсь, «теорию» не взяли «с потолка». Она, что называется, написана кровью, в ней сконцентрирован громадный опыт прошлого. Просто необходимо «пропустить» ее через сознание, душу, чтобы она закрепилась в них. Вообще, мне очень интересно изучать психологию народов, в контексте их культуры, вероисповеданий. И в процессе этого обследования я пришел к выводу, что наш народ в этом смысле разительно отличается от других. Изумительная мудрость, носителем которой является наш народ, — суть всех тех жестоких катаклизмов, через которые он прошел в течение веков. Скажем, сегодня, когда мы «сканируем» новобранца на его профпригодность, морально-волевые качества, я обязательно опрашиваю глав администраций, участковых, наших уважаемых стариков из числа его родственников, соседей, задавая вопрос: «Что собой представляет парень, насколько он надежен?» И старики ничего не утаивают, говорят как есть. А если нечего сказать — промолчат или отмахнутся ничего не значащими общими фразами. Быт, воспитание, наследственность — все имеет значение в момент истины, когда решается, струсишь ты или нет. А в ОМОНе, повторюсь, это главное. И потому очень важно, чтобы человек с младых ногтей начал заниматься самосовершенствованием, потому что с возрастом его «стержень» укрепляется, и пытаться вносить в него изменения с годами труднее. И какие качества на этот стержень нанизаны — это, как говорится, познается в беде. Вот эту картину мы и стараемся выявить, по возможности, наиболее ясно при отборе кандидатов. Кстати, через сито отбора проходит один из пяти кандидатов.

— Как ты отдыхаешь после службы, есть ли у тебя хобби?

— Если честно — моя работа и есть мое хобби. И я очень рад, что нашел свое призвание, тому, что могу помогать людям. Вообще, больше всего мне очень нравится работать с детьми-инвалидами. Это целый неизученный мною мир, и с каждым разом я понимаю, что мы, взрослые, по большому счету, преступно пренебрежительно его не исследуем. Помню, я «работал» с девочкой, больной ДЦП, мать которой практически опустила руки, пройдя через муки и страдания, чтобы вывести ее из того мрачного мира, в котором ребенок замкнулся. Девочка почти не двигалась, не реагировала ни на что. И когда я начал с ней контактировать, она буквально ожила. Ведь дети слышат все, когда взрослые, те же врачи, разговаривая между собой, повторяют, что, дескать, «все бесполезно». Это мы думаем, что они маленькие и ничего не понимают, пропускают мимо ушей. И это отношение заставляет их закрываться в своем коконе, уходить в себя. Нельзя так...

— Кто тебя поддерживал в отряде в начале службы?

— Всех перечислить, конечно же, сложно. Многие ребята оказывали мне психологическую помощь: ведь она мне тоже была необходима. К примеру, тот же заместитель командира нашего отряда Рашид Ганижев, мой односельчанин, который подорвался на мине в 2013 году. Он был для меня примером для подражания. К слову, школа № 2 в Яндаре названа в честь него, и наш отряд намерен взять шефство над этой школой.

Но главным человеком, чью поддержку я ощущал всю жизнь, была мама. Ее не стало три года назад. Она до мозга костей была настоящей ингушкой и всегда говорила мне: «если выбрал дорогу, которая дорога твоему сердцу, — иди по ней смело, с высоко поднятой головой и никуда не сворачивай». Со мной в отряде служит еще и мой брат. Помню, как-то я вернулся домой один, а брат задержался. Почувствовав беспокойство мамы, я подошел к ней, обнял за плечи и сказал: «Все будет хорошо мама, он скоро приедет». Ее ответ меня поразил. Она сказала: «Сынок, в жизни все может случиться. Но для меня главное — чтобы вы не прослыли трусами».