Оставить свой след в жизни

Цену чести знает только честь имеющий

Жизнь общества доказывает, что не обязательно быть великим художником, полководцем, героем, чтобы оставить о себе память в сердцах людей, живших рядом. К одним из таких людей относится и герой моего повествования. Он умер в 1962 году, но до сих пор жива добрая память о нём. Материал этот составлен по воспоминаниям людей, которые знали его долгие годы, общались с ним, а также тех, кто встречался с ним только раз в жизни.

Магомет Лотарович Яндиев родился в 1897 году в селе Кантышево, в семье со средним достатком. Он был вторым ребёнком Пятимат и Лотара. Когда Магомету было шесть лет, семья лишилась кормильца. Матери выпала нелёгкая доля — воспитывать двух сыновей.

В селе не было светской школы. А через дорогу от их дома — сельское медресе, где ребят обучали чтению Корана, и Магомет учился там. Когда мальчику исполнилось девять лет, в село пришла весть о том, что по жребию жителям Кантышево выпало два направления в Назрановскую школу. Богатый владелец направления, посчитав, что его сыну учёба не нужна, решил продать свою удачу. Мать, заняв у родственников десять рублей, сумму по тем временам большую, выкупила направление. Она посчитала, что живой, любознательный младший сын извлечёт пользу из этого.

Годы учёбы в школе закалили его на всю оставшуюся жизнь. Пешком он добирался до Назрани. Каждый раз на пути его ждала группа лоботрясов: «Умный нашёлся, учиться ходишь!» И почти всегда эти встречи заканчивались потасовкой — он один против группы ребят.

Однажды Магомет смастерил для себя орудие защиты. Из ветки акации выстругал палку, просверлил в одном конце отверстие и сделал там петлю из тонкой кожи, чтобы палку просунуть в рукав и закрепить петлёй на запястье. Довольный своим изобретением и твёрдо веря, что сегодня обидчикам не поздоровится, он направился в Назрань. Где-то на полпути — очередная встреча с бездельниками. В схватке Магомета его же оружием и отметелили.

В это время мимо проезжали кабардинцы, муж и жена. Увидев неравный бой, они быстро разрядили обстановку. Предупредили хулиганов, что если они ещё раз тронут мальчика, им не сдобровать. Усадили изрядно потрёпанного школяра между собой и довезли его до школы. В последующем Магомет Лотарович с теплотой вспоминал этих стариков-кабардинцев.

Ещё одно знаменательное событие произошло в эти годы в жизни Магомета. С инспекцией по проверке состояния учебно-воспитательного процесса в школу приехала группа под руководством князя Церетели, видимо, причастного к просвещению. Ему очень понравился мальчик с живыми черными глазами, бойко отвечавший на всех занятиях. Князь приехал к матери школьника с предложением продать ему мальчика. Разговор шёл через переводчика, и Пятимат восприняла всё это как шутку. Через несколько дней Церетели вернулся и вновь повторил просьбу. Теперь-то, поняв суть дела, Пятимат уже не шутила: «Конечно же, нет! Когда ингуши продавали детей? Нет! Нет!»

С этого дня князь шефствовал над мальчиком. По окончании школы определил его в кадетский корпус во Владикавказе, оплачивая все расходы за обучение. На каникулах вывозил его на отдых в своё родовое имение в Кутаиси, в Грузии. К выпускному вечеру заказал у лучших мастеров города белоснежную черкеску из тончайшего сукна, серебряные газыри и пояс, инкрустированный камнями, кинжал у лучших дагестанских мастеров, чёрные лайковые сапоги и чёрную каракулевую папаху. Ко всему этому был приложен золотой портсигар. Магомета направили на службу в Грозный, где он служил под руководством генерала. С князем Церетели они общались до бурных революционных лет.

В годы революции Магомет долго метался, как шолоховский Мелехов, желая понять суть происходящих событий. Дружил с выдающимся политическим деятелем того времени Висангиреем Джабагиевым, который не поддерживал большевиков. Однако на его предложение уехать с ним в Турцию согласия не дал. Вступил в отряд красных партизан и сражался за идеи революции.

Курейш Цороев, автор статьи «Висангирей Джабагиев (Джабаги) на Кавказе», опубликованной 7 июля 2010 года в газете «Сердало», пишет так:

«Перед своей последней встречей с населением Ингушетии на многолюдном митинге в селе Базоркино, в имении графа Уварова, Висангирей, обсуждая с Магометом возможный ход событий, предложил: «Если на этот раз ингуши не поймут, не поддержат меня, я покину Отчизну (Даймокх) и уеду в Турцию. Предлагаю и тебе уехать вместе со мной. Иначе тебя будут преследовать чекисты». Приведя веские доводы, долго убеждал Висангирей молодого человека. На что Магомет ответил: «Будучи в здравом уме и в сознании, край отцов ни при каких обстоятельствах я не покину».

На этом историческом митинге ингуши не поддержали Джабагиева, заявив, что они пойдут с большевиками. Позже участники тех событий, старожилы Ингушетии, не раз воскрешали события тех дней. Так, непосредственные участники того митинга, очевидцы событий: Гайрбек-хаджи Евлоев, братья Эйс-хаджи и Хасан-хаджи Ужаховы, Товси-мулла Шадиев, Сосланбек-хаджи Чахкиев, Шаби Майсигов, Дунда Добриев, Вассанбек Куриев, Сейт Тангиев, Дауд Тангиев, Гази-Магомед Газдиев и многие другие — не раз вспоминали в беседах об этом событии, говорили, как Висангирей Джабагиев ответил на решение ингушей: «...Ингуши, я сделал всё возможное, чтобы убедить вас в необходимости избрания верного пути. Вы уже сделали свой выбор. Но придёт тот день, когда вы меня вспомните!.. А сейчас думаю о другом. Я очень обеспокоен судьбой этого юноши, который стоит со мной и остаётся с вами, здесь», — сказав эти слова, он положил руку на плечо молодого офицера Магомета Яндиева.

Магомет, несмотря на то, что был на пятнадцать лет моложе Висангирея, сделал попытку удержать его на родине, просил не уезжать за границу. На что Висангирей ответил: «Я не хочу уезжать со своей родины, я не хочу покидать эти горы, — и, указав в сторону Столовой горы (Мят-лоам), продолжил: — Я дал бы клятву на Коране, что, уйдя из политики, поселился бы здесь где-нибудь в горах, взяв с собой немного зерна для посева, и спускался бы на равнину только за солью и спичками, но большевики и там не оставят меня в покое».

С установлением советской власти в годы чистки Магомету Яндиеву приходилось быть под прицелом ЧК, как бывшему царскому офицеру. Поэтому ему приходилось постоянно скрываться. В поисках убежища он побывал во многих уголках Советского Союза: в Украине, Закавказье, Средней Азии, Ленинграде. И всё же в 1939 году его арестовали и содержали в камере ЧК во Владикавказе. Следователь-грузин предложил ему бумагу и перо: «Опишите здесь свой жизненный путь, начиная с детских лет». Через сутки на допросе, уже ознакомившись с текстом, он сказал: «Если бы вы попались нам до 37-го года, сегодняшнего разговора у нас не было бы, отныне вы свободны. Больше никто вас беспокоить не будет». К тому времени Магомет Яндиев имел уже большую семью.

В связи с этим хочется привести один эпизод, характеризующий его как личность, как отца. Сыновей на тот момент у него еще не было. Когда он вернулся к семье, как раз родилась очередная дочь. Это было в Джейрахе. Уважаемая в селе женщина за чашкой чая сообщила Магомету: «У нас родилась дочка, мы назвали ее Цаэш». А это имя в переводе на русский означает «ненужная». Магомед после небольшой паузы сказал: «Для меня это дар Аллаха, и я не смею так отнестись к нему. Мы ее назовем самым красивым именем, и она будет достойна его».

До 1944 года Магомет работал в министерстве финансов Дагестана ревизором. В день выселения он был в служебной командировке. Лишь через полтора года он воссоединился с семьёй, которая жила в Акмолинске (ныне Астана); Магомет же попал в южный Казахстан, в город Чимкент.

В этот период он работал главным бухгалтером на хлебокомбинате. Здесь приметил девушку лет восемнадцати. При более близком знакомстве узнал, что она сирота из блокадного Ленинграда, работает укладчицей, живёт в общежитии. Магомет взял её к себе на работу учётчицей — самая низшая ступень в бухгалтерском деле. А когда уезжал, сдал ей работу главного бухгалтера. До 1957 года Полина Андоскина, так звали эту девушку, писала из Чимкента ему тёплые письма. В одном из них она написала: «Магомет Лотарович! Разрешите назвать вас своим отцом и просить вашего благословения — я встретила достойного человека и сделала свой выбор».

Эхо периода его жизни в Чимкенте отозвалось в 1962 году. К тому времени Магомет Лотарович был уже болен и пожелал встретиться с муллой Элси из Чечни. Они были знакомы ещё с Казахстана, но где его искать сейчас, Магомет не знал. Поехали в Чечню своим транспортом. Мужчина лет сорока, который стоял у обочины дороги при въезде в село Шалажи Ачхой-Мартановского района, вызвался сопроводить их до селения Гехи, где жил в то время Элси. Уже в машине попутчик, присмотревшись, воскликнул: «Неужели это Магомет?!» — и стал уговаривать его заехать в Шалажи. «Для большинства жителей села это будет большой подарок, радостная встреча. Завтра поедем в Гехи, это здесь недалеко. В тяжёлые годы, когда отец не мог быть отцом своему сыну, брат — брату, вы для всех нас были отцом!» Магомет Лотарович сидел рядом с водителем, молча слушая и, как говорится, улыбался в ус. В Шалажи они так и не заехали...

Людская благодарность и признательность Магомету Яндиеву и после его смерти отражалась на его детях. Этот случай произошёл в 1967 году. Один из троих детей Магомета, которые учились в вузах Петербурга, стоял у авиакассы в Минводах. Вдруг он заметил на себе пристальный взгляд явно кавказца. Когда до окошка в очереди оставалось два человека, мужчина всё же обратился на чеченском языке к студенту: «Как твоя фамилия?» — и услышав ответ, воскликнул: «Точно, Магомета сын! Я узнал по глазам, его глаза, его!» А дальше — объятия, влажные глаза. Чеченец оплатил билет до Питера, дал денег на карманные расходы. И было сказано много-много лестных слов в адрес его отца.

А вот ещё один эпизод. После окончания Питерского мединститута в Грозном на станции скорой помощи работала дочь Магомета. Вызов к больному. Сердечный приступ. Но как назло, к её приходу погас свет. При тусклом свете свечи она спросила пациента:

— На что жалуемся? Рассказывайте.

В ответ услышала:

— Доктор, как ваша фамилия? Я уверен, что вы дочь Яндиева Магомета. Я сразу узнал по голосу.

И поведал врачу случай из своей жизни.

— Это было в 1937 году. Я тогда был судьёй и по долгу службы направился в село Экажево. Уже темнело. Тогда реку Сунжу переходили вброд, если не было телеги или лошади. Я дошёл до середины реки, когда шедшие чуть поодаль от меня трое мужиков напали на меня и стали топить. Я сопротивлялся и кричал, что есть мочи. Откуда ни возьмись, появился мужчина. Он вмиг раскидал оторопевших налётчиков. Это были братья осуждённого за хулиганство чеченца. Утопив меня, они решили свершить свой суд. Магомет меня спас от неминуемой гибели. С тех пор я с ним больше не встречался. Но его голос застыл в моём сознании.

— Я же приехала вам помощь оказать. Давайте, я осмотрю вас, — предложила доктор.

Пульс, давление в норме. Не было необходимости в медицинской помощи. Старые добрые воспоминания сделали всё за врача. Они потом долго общались, дружили. И только спустя год она призналась ему, что Магомета уже нет. Фамилию судьи его родные сейчас точно не помнят, но это был одессит — то ли Штильман, то ли Вольфзон, то ли Гительзон...

Еще один показательный случай. Одна из дочерей Магомета работала в школе и однажды оказалась по служебной необходимости на приеме у заместителя министра образования ЧИАССР Людмилы Юсуповны Тхостовой (Алмазовой). Когда посетительница представилась, чиновница сказала, что знала одного Яндиева, и рассказала историю из своей юности.

В то время Магомет Яндиев работал начальником финансового отдела Акмолинского облоно. Однажды, придя на работу и поднимаясь по ступенькам, он обратил внимание на очень красивую девушку, которая в нерешительности стояла на площадке. В лице её читалась какая-то безысходность, она явно была чем-то огорчена.

— Что ты тут делаешь, девочка? — спросил Магомед на ингушском, по её облику он сразу признал в ней свою соотечественницу.

От тёплых слов сочувствия она расплакалась. Магомет провёл её в свой кабинет, и когда она немного успокоилась, расспросил девушку, с какой проблемой она пришла. Оказывается, она только что была на приёме у заведующего облоно Сафонова, прося направление в Казахский государственный университет в Алма-Ате, но он ей отказал. После короткой беседы с Сафоновым, Магомет завёл к нему в кабинет Людмилу, и через несколько минут она держала в руках заветную бумажку, без которой получить высшее образование тогда было невозможно.

— Я видела Магомета Яндиева всего один раз в жизни, — сказала Людмила Юсуповна, — но эта встреча решила всю мою дальнейшую судьбу, если бы не он, быть может, мы с вами здесь не разговаривали. Вы случайно не знаете его?

— Это мой отец, — скромно ответила посетительница.

— Да, действительно, ваши глаза — это его глаза...

Когда на жизненном пути Магомета Яндиева встречался человек, нуждающийся в помощи, он никогда не проходил мимо, делал для него всё, что было в его силах. Работая в Акмолинске ревизором КРУ, Магомет Лотарович был в составе комиссии. По итогам ревизии на торговой базе завели уголовное дело. Одним из фигурантов группового дела был участник Великой Отечественной войны, директор этой базы Пётр Стасюк. Его жена, Дуся, общалась с семьей Магомета. Она была образцом настоящей славянской красавицы. За несколько дней до обыска Магомет предупредил Дусю, что Стасюку грозит семь лет тюрьмы с конфискацией имущества. «Поспешите», — сказал Яндиев. Дуся быстро развезла своё имущество по родственникам. Часть вещей она попросила оставить на сохранение у Магомета.

Всё было принято по списку: дорогие импортные сервизы, хрусталь, ковры, пуховые одеяла и перины, пледы и покрывала. Всего не перечесть. Возвращавшиеся с Победой воины вывозили вагонами трофейные богатства. Стасюк не был исключением.

Спустя год жена Магомета спросила у Дуси, почему та не интересуется судьбой своих вещей.

— Что вы, какие вещи? Мои родители и братья не хотят возвращать огромные ценности, что отдала им на сохранение. А вы кто мне? Вы ингуши и ничего мне не должны.

А когда увидела список и вещи, надёжно хранившиеся в подвалах, она расплакалась. Откинувшись на спинку стула, сквозь слёзы запела украинскую песню, строки из которой до сих пор звучат в памяти свидетельницы тех событий:

— Нэ шушукайтэсь, бэризки,

Вэрнэться до вас вэсна,

Нэ вэрнэться до нас молодисть,

Нэ вэрнэться любов.

Магомет с семьей выехал из Акмолинска за пять лет до освобождения Петра...

Бесценное богатство — душевное богатство. И отслеживая жизненный путь Магомета, кажется, что ему оно было отмерено с лихвой. К нему приходили совсем чужие люди за советом. И совершенно бесполезно было спрашивать, о чём шла речь. Лишь однажды он рассказал о проблеме женщины, которая со слезами пришла к нему...

С момента обоснования на новом месте в Казахстане Магомет Лотарович писал в Президиум Верховного Совета СССР, председателю Совета министров СССР, Генеральному прокурору СССР, лично Сталину, затем Хрущеву о допущенной несправедливости в отношении репрессированных народов. Он переживал этот акт как личное оскорбление.

Поэтому, когда вышел указ о реабилитации репрессированных народов, он одним из первых продал дом и лишнее имущество. Семья сидела на упакованном багаже, уже были куплены билеты. Соседи-казахи установили график, по которому семью приглашали на завтраки, обеды и ужины. Провожали всей улицей. Когда до выезда оставалось всего три дня, и пришла эта женщина. Она плакала, заходя в дом, уходя — плакала ещё сильнее. Здесь, единственный раз в жизни, Магомет рассказал о цели её визита.

Валентина, так звали эту женщину, продавец одного из акмолинских магазинов, совершила растрату на восемнадцать тысяч рублей. По тем временам цифра космическая, если учесть, что средняя зарплата служащего была сорок рублей в месяц.

До этого дня она никогда не встречалась, не общалась с Яндиевым. Ей грозила по уголовному делу конфискация имущества и десять лет тюрьмы. Родители и два брата, которых она содержала, от неё отказались.

Она пришла к Магомету в надежде, что он согласится купить у неё дом за восемнадцать тысяч рублей — по бросовой цене.

Как в такой ситуации может поступить человек, тринадцать лет мечтавший о родине и озарённый надеждой, что через неделю, максимум через десять дней, он будет ступать по родной земле?

Магомет принимает решение, обескуражившее всю семью. Он не может принять её предложение — по такой низкой цене купить дом. Делать бизнес на чужом горе он не будет.

— Если я вам дам деньги в долг, как скоро вы их вернёте? Вы видите, я сижу на чемоданах.

— За полгода я справлюсь. Я верну.

— Я вам даю год. Но это время я поживу в вашем доме.

Конечно, такого поворота событий женщина не ожидала.

Семья переехала в ее дом. Как и обещала, ровно через шесть месяцев Валентина вернула деньги. Наверное, не было в жизни женщины более счастливой — сохранился дом, имущество, избежала позорного суда и десяти лет каторжных работ...

За время проживания в этом доме произошло ещё одно интересное событие.

Рядом с домом Валентины жила супружеская пара. Говорили, что они татары. Глава семьи ремонтировал швейные машины, сепараторы и примусы. Часами он просиживал за этой работой у окна, выходившего во двор Магомета. Иногда он сидел на завалинке у дома. По его облику невозможно было определить даже приблизительный его возраст. Весь как лунь седой, это был пожилой человек, невероятно привлекательной внешности. Пышущий здоровьем цвет лица, его осанка, поза — всё говорило о благородном его происхождении. Люди говорили, что за ремонт у него не было определённой таксы. «Что хотите», — говорил он клиентам. Если, по его меркам, платили больше, лишнее возвращал.

Сколько семья Магомета там жила, никто из домочадцев никогда не видел, чтобы татарин общался с отцом. Однажды, в 1957 году, Магомет неожиданно для домочадцев собрался в санаторий в Сочи. И лишь за несколько месяцев перед смертью он рассказал дочери, ухаживавшей за ним, что тот акмолинский сосед вовсе не татарин, а житель дагестанского города Буйнакска. Что он был в дореволюционные годы известным на родине предпринимателем, имел в Буйнакске свою типографию. Предвидя грядущие последствия революции, он внезапно исчез из Дагестана и с тех пор живёт в Акмолинске. Он долгие годы не объявлялся, боясь испортить карьеру своим детям. И не в Сочи Магомет ездил тогда, а на Кавказ, чтобы связаться с его семьей. Конспирация была сильнейшая.

Будучи на конференции в Махачкале в 2009 году, одной из его дочерей довелось пообщаться с тамошней журналисткой. На вопрос о владельце типографии в Буйнакске та ответила, что, да, был такой очень авторитетный, уважаемый владелец Мавраев. Подошедшая группа журналистов прервала беседу. Дочь Магомета подумала, что ниточку нашла, а размотать ещё успеет. Но...

А до этого, еще в первую чеченскую войну, до неё дошел слух, что якобы кто-то из Дагестана просил чеченца из Гудермеса найти кого-нибудь из членов семьи Магомета Яндиева и якобы он обещал вознаграждение такое большое, что «репрессированные» восемь тысяч — мизер по сравнению с ним. На предложение дать координаты дагестанца посредник ответил, что он хочет получить свою долю. Никто из детей Магомета не захотел идти на контакт с таким «деловаром». На том всё и зависло.

В момент подготовки данной публикации автор, роясь в Интернете в поисках какой-либо информации о Мавраеве, обнаружил статью Магомедрасула Омарова, опубликованную в 2008 году в газете «Медина аль-Ислам». Будет уместным привести её в полном объёме, чтобы читателю была ясна картина жизни и деятельности столь выдающейся личности. Называется статья «Исламский первопечатник и просветитель Дагестана».

«Одной из наиболее ярких личностей Дагестана начала ХХ века является основатель исламской типографии Магомед-Мирза Мавраев. При изучении жизни и деятельности этого человека вырисовывается яркая картина дореволюционной России, России времён гражданской войны и Советского Союза. Один из видных промышленников, просветителей Северного Кавказа повторил судьбу тысяч соотечественников той эпохи.

Селение Чох Гунибского района Дагестана вошло в историю как родина передовых мыслителей, шейхов, военачальников, государственных и религиозных деятелей. Мухаммад-Али Чухи Мавраев — отец Магомеда-Мирзы — в своё время считался муфтием Нагорного Дагестана.

С вопросами к нему обращались не только простые граждане, но и сами имамы. В течение нескольких лет он выносил фетвы по самым разным вопросам. Впоследствии он собрал эти фетвы и издал в виде книги, которую назвал «Фатави Чухи» («Фетвы Чохского»). Эта книга и по сей день пользуется большим спросом среди имамов республики.

В семье Мухаммада-Али в 1878 году родился сын Магомед-Мирза. Получив первоначальное образование у своего отца, он поступил на учёбу в лучшее в те годы в Дагестане медресе в селении Согратль. Здесь он познакомился и подружился со многими учениками, которым впоследствии суждено было сыграть значимую роль в истории страны. Одним из них был Абусупьян Акаев из села Нижнее Казанище.

Именно во время учёбы у них родилась мысль открыть исламскую типографию в Дагестане. Для начала им необходимо было изучить основы типографского дела. С этой целью с 1900 года молодые люди предпринимали несколько поездок — сначала в Казань, Оренбург и Каргалу, а затем в Бахчисарай и Симферополь. Проработав некоторое время в типографиях, они получили опыт, однако не смогли приобрести станки, поскольку на то необходимо было специальное разрешение царского наместника на Кавказе.

Разрешение на приобретение печатных станков удалось получить лишь при содействии дяди Магомеда-Мирзы — Ризвана, который в то время работал начальником почты Дагестанской области. Родные Мавраева помогли также со средствами на приобретение станков — специально для этого они продали около четырёхсот голов овец. И вот в 1903 году Мавраев купил в турецком Темире немецкие станки и в городе Хан Шура (ныне Буйнакск) начал работу по выпуску исламской литературы.

Постепенно типография, набирая обороты, стала приносить доход. Нужно отметить, что выпуск книг оказался очень востребованным делом. В те годы в Дагестане наблюдался рост числа исламских учебных заведений, и, соответственно, чувствовалась нехватка учебных пособий. Книги в основном привозились из Турции, Сирии или из Аравии в нескольких экземплярах, а затем в медресе или на дому переписывались в индивидуальном порядке. Это, конечно, не могло никак удовлетворять потребности учащихся.

Уже через несколько лет Магомед-Мирза становится владельцем виноградников, консервного, кинжального и кожеперерабатывающего заводов, книжных магазинов, складов и около десяти многоквартирных домов. Для работы в типографии он подбирал лучших писарей. Кроме того, он заказывал учёным книги, изучив их необходимость для народа. Работникам он предоставлял дома и сам жил с семьёй в одном из таких же домов.

Для распространения исламской — как и любой другой — литературы в то время требовалось особое разрешение. Его получил и Мавраев в 1907 году на открытии книжного магазина. На продажу выставлялись не только книги, изданные в собственной типографии, но и привезённые из Казани, Стамбула, Дамаска и других городов. Для удобства покупателей организовывались выезды на воскресные базары по всему Дагестану.

Особое внимание уделялось художественному оформлению издаваемой продукции. Так, на конкурсе, состоявшемся в 1955 году в Калькутте (Индия) первое место за оформление было присуждено Корану, изданному в 1913 году в типографии Мавраева. Каждая книга, издаваемая в типографии, сопровождалась рецензиями авторитетных учёных.

При типографии были открыты редакции газет. В 1913 году впервые издана газета «Джаридату Дагестан» на арабском языке. После Февральской революции 1917 года стали издаваться газеты на национальных языках: «Мусават» («Равенство») на кумыкском языке, «Аваристан» на аварском языке; «Чанка цуну» («Утренняя звезда») на лакском языке. Издателем и редактором этих газет был сам Магомед-Мирза. Кроме того, супруга Махача Дахадаева, Написат Дахадаева (внучка имама Шамиля), издавала газету «Замана» («Время») на аварском и кумыкском языках.

Перемены, которые принесла с собой Октябрьская революция, коснулись и деятельности промышленника Мавраева. Начались выборы в Учредительное собрание Дагестанской области. К этому времени Магомед-Мирза входил в Милли-комитет. На выборах по партийным спискам его комитет набрал приличное количество голосов и представлял в Учредительном собрании довольно большое число своих делегатов.

Но вскоре Милли-комитет разделился на две группы, одна из которых в составе М. Мавраева, А. Акаева, М. Дибирова и других выступала за согласованное действие шариата и законов Российского государства, а другая в составе Н. Гоцинского, Узуна-хаджи и других — за объявление имамата. Компромисс во взглядах на будущее Дагестана найден не был, поэтому комитет распался.

После победы советской власти все типографии наряду со всеми остальными видами собственности были национализированы государством. В 1920 году лишился всей своей собственности и один из богатейших людей Дагестана Магомед-Мирза. Директором типографии назначили работавшего там же Гоголева. Последний, в свою очередь, принял Мавраева на работу в качестве простого рабочего.

В том же году в Махачкале начали строительство республиканской типографии. Народный комиссар просвещения Дагестана Алибек Тахо-Годи высоко ценил Мавраева и, зная о его способностях организатора, назначил его директором типографии. Но, как и всем прогрессивно мыслящим людям того времени, Мавраеву тоже не суждено было проявить себя в новой стране. В 1928–1929 годах газеты начали за ним буквально охотиться — стали считать его бывшее состояние, выяснять родословную и т. д.

Статья Ф. Назаревича «Мавраев, вы еще в Даггизе?» переполнила чашу терпения Магомеда-Мирзы, и он покинул родину. В ту же ночь, когда Мавраев узнал о готовящейся к публикации статье, он выехал из Махачкалы в сторону Баку, намереваясь перебраться в Иран или в Турцию. Для этого ему пришлось пойти на хитрость. Он отправил своего извозчика в Москву и поручил из Ростова, Курска, Тулы отправить телеграммы на работу: «Я, Мавраев Магомед-Мирза, еду в Москву, доехал до такого-то города». Это во многом помогло ему уйти от следователей, прибывших к нему на квартиру уже на следующее утро.

Но Магомед-Мирза не смог перебраться за границу и под именем своего извозчика уехал в Узбекистан. Там он женился на татарке и устроился мастером на пилораме по ремонту бытовых приборов. Проработав там некоторое время, он переехал в Акмолинск (Казахстан) и 28 лет о нём ничего не было известно.

В 1957 году через ингуша, возвращавшегося из ссылки в Казахстане, семья получила письмо от считавшегося пропавшим Мавраева. Сыновья поехали за ним и уговаривали вернуться на родину, но Мавраев не согласился.

Магомед-Мирза Мавраев умер в 1964 году в возрасте 86 лет. Похоронен в Акмолинске (Целиноград) Республики Казахстан».

Встреча потомков Магомета Яндиева и Магомеда-Мирзы Мавраева всё же состоялась...

Позволю себе ещё два вроде незначительных эпизода, но ярко характеризующих Магомета как человека с большой душевной щедростью.

Вечерело, когда женщина явно кавказской внешности робко вошла во двор. Магомет после рабочего дня любил иногда посидеть у дома, наблюдая за детскими играми. Он попросил домочадцев узнать, что привело сюда путницу. Оказалось, женщина с сыном, лет двадцати, просится на ночлег. Сын на костылях, он долго лежал в больнице, а мать была при нём. Они приезжие.

Это был 1947 год. Время послевоенное. Жить было нелегко в эти годы не только спецпереселенцам. Семья Магомета ютилась в ветхом доме из трёх комнат, две из которых занимала семья участника Великой Отечественной войны Воронина. Семья его состояла из пяти человек. Семья же Магомета, двенадцать человек, занимала одну комнату площадью около пятидесяти квадратных метров. Вдоль двух стен в ней были оборудованы широкие нары. Отделялись «комнаты» шторами из темной ткани. Таких «комнат» было несколько: для родителей, для девочек, мальчика, для тёщи с её сыном, для двоюродной сестры матери — Ужаховой Захират — с сыном-подростком Салманом. За несколько месяцев до выселения она получила похоронку на мужа, который погиб в боях под Сталинградом. В специально изготовленной двухместной колыбели валетом мирно уживались мальчики-близнецы... В этих условиях нашлось место и для балкарской женщины с сыном.

Утром, уходя на работу, Магомет спросил у гостей об их дальнейших планах. Они тоже спецпереселенцы, из Кабардино-Балкарии. Попросившиеся на ночлег мать с сыном уехали в мае следующего года. Всё это время Магомет активно занимался поиском через соответствующие органы информации о местонахождении родственников балкарки. Трогательными были проводы в далекую Среднюю Азию. Свежие продукты на дорогу, слёзы благодарности.

Спустя два года, только затем чтобы высказать слова безмерной благодарности, из города Фрунзе, где со своими родными обосновалась балкарская семья, приехал возмужавший красавец — сын балкарки. Он был щедр по-кавказски. И в этот же день, выполнив наказ всех своих родственников, командировавших его к Магомету, обратным рейсом уехал во Фрунзе. Такова благодарность благородных людей. К сожалению, ни фамилии, ни имён балкарцев оставшиеся в живых дети Магомета не помнят.

К 1949 году государство выделило всем гостям Магомета отдельное жильё, и они удобно расположились в уютных домиках. Дали квартиру и Воронину. Недолго жила и семья Магомета в освободившейся ветхой лачуге. Городские власти выделили ему в центре города участок земли под строительство дома. Его товарищ, искусный столяр, сделал резные наличники и ставни. Горожане специально приходили полюбоваться особняком, так и говорили: «Пойдем, посмотрим на дом, который ингуш построил». Когда вышел указ о реабилитации репрессированных народов и Магомет решил продать дом, адвокатская контора купила его за шестьдесят тысяч рублей — цифра по тем временам астрономическая, но строение того стоило.

Однажды, по своему обыкновению, Магомет после работы сидел на скамейке под окнами этого дома. Был теплый майский вечер. Трое юношей, тихо наигрывая на гармошке, шли по улице. Поравнявшись с ним, один из парней сказал: «Отец, купите гармошку!» Магомету она была нужна, как зайцу стоп-сигнал, тем не менее, он спросил у ребят, откуда она у них.

— Мы учились в школе фабрично-заводского обучения. Гармошку купили вскладчину, чтобы скрасить жизнь в общежитии. Теперь учёба окончена, разъезжаемся по домам, хотим вернуть каждому взнос.

— Молодцы, ребята, — сказал Магомет и отдал им пятнадцать рублей — запрошенную стоимость инструмента.

Через некоторое время со двора донеслись звуки знакомой мелодии.

— Они не ушли еще? — спросил удивленно Магомет.

— Давно ушли, — ответила жена. — Это твоя младшенькая играет.

Пятиклассница Мадинат впервые взяла в руки музыкальный инструмент. Увидев ее талант и тягу к музыке, Магомет определил ее в музыкальную школу по классу баяна, а через год купил и пианино.

За три года девочка выполнила программу пятилетнего обучения и с отличием окончила школу, затем музыкальное училище и консерватории в Москве и Ленинграде. Она единственная ингушка — дирижёр симфонического оркестра.

Из десяти детей Магомета Яндиева семеро получили высшее образование. Среди них есть врач, ученый-агроном, учитель, инженер-строитель, геофизик, востоковед, музыкант. Четверо из них окончили лучшие вузы Москвы и Ленинграда.

Мир соткан из противоречий. Об этом, кроме всего прочего, свидетельствуют пословицы и поговорки. В подтверждение тому множество примеров: «Сделай добро, и оно к тебе вернётся», но «Не делай добра — не будет и зла». И всё же, отслеживая образ жизни Магомета, его общение с людьми, убеждаешься в том, что он следовал восточной мудрости: «Сделай добро и забудь о нём, как о камне, брошенном на дно океана». Магомет Яндиев никогда не рассказывал о том, кому и в чём он помог. Но люди благородные и благодарные до сих пор помнят его и счастливы, что имели возможность общаться с ним. Это был высокообразованный, интеллигентный человек, прекрасный психолог, умудрённый богатым жизненным опытом.

Однажды во время какого-то застолья у Магомета спросили, любил ли он?

— Да, и очень, — ответил он и рассказал свою историю.

— Я служил в подчинении генерала. Он по-отцовски тепло относился ко мне. Я был молод, а у него была единственная дочь. По ингушским традициям, соседи считались почти родственниками, поэтому этикет не позволял свататься к девушке с одной улицы. Моё положение юноши, очень уважаемого отцом семейства, вхожего в дом как близкий человек, не позволяло мне свататься к ней. Я решил на год перевестись по службе в Баку, дать остыть нашим с её отцом отношениям, а потом прислать сватов. И вот последняя ночь в грозненской гостинице. В полночь стучится швейцар:

— К вам мадемуазель просится.

— Что с отцом? — был мой первый вопрос к ней.

— С ним все хорошо. Он спит.

— ???

— Не уезжай без меня.

Шел проливной дождь. Я поймал карету. Когда подъехали к её дому, открыл перед ней калитку и сказал:

— Никогда больше не вставай на такой путь. Не позорь своего отца. Ты встретишь достойного человека.

Прикрыв за ней калитку, я вернулся в гостиницу, а утром уехал в Баку. Долго я «хоронил» в своём сердце дорогого мне человека...

— Видел ли ты её? Как сложилась её дальнейшая судьба? Как её зовут? — посыпались со всех сторон вопросы.

Магомет задумчиво обвел присутствующих взглядом:

— Видел. Она замужем, есть семья. Но имени её из моих уст не услышит никто и никогда.

Действительно, не зря говорят, что цену чести знает только честь имеющий. Магомет Лотарович Яндиев был одним из таких.

 

                                                                                                          Айшет Дударова