Мой собеседник ехал в г. Сунжу, когда, завидев путника на дороге, решил его подвезти. Оказалось, что тот едет в Чеченскую Республику. Водитель предложил подбросить его до сунженского перекрёстка. Попутчики обменялись традиционными приветствиями и, как это обычно бывает, разговорились о делах и о жизни.
Узнав, что мой знакомый едет навестить больного родственника, путник сказал, что уважает в ингушах свойственные им качества взаимопомощи и поддержки, их готовность всегда прийти на помощь, не оставаться равнодушным к чужой беде, сплоченность и взаимовыручка. «Именно эти качества, — сказал он, — стали причиной моих родственных отношений с ингушами, в частности с моим названным братом из селения Экажево».
Далее он рассказал историю, с которой автор хочет поделиться с читателями.
Незнакомец представился чеченцем, имя, к сожалению, водитель не запомнил, родом он был из Урус-Мартана.
«Это был 1996 год, — начал тот свой рассказ. — Я жил в Ростовской области, куда меня забросила судьба после начавшихся в Чечне военных событий. Держал там отару овец, жил в селе Дубовское.
И вот однажды мне пришла плохая весть. Родственники дозвонились до сельской администрации, через которую мне сообщили, что моя мама в тяжелом состоянии. Сами понимаете, что я мог испытать в эти минуты, будучи вдалеке от родного дома. Транспорта личного у меня не было, общественный и подавно не ездил. Это были тяжелые 90-е годы. Не раздумывая, я наспех собрался и выскочил на дорогу, в надежде встретить кого-нибудь, кто довезет меня до Ростова. Оттуда я уже автобусом либо поездом должен был добраться до Ингушетии и дальше в своё родное село Урус-Мартан. В Грозный в то время ни железнодорожный, ни другой иной транспорт не ездил. Шла война. Надо сказать, что от Дубовского до Ростова мне ехать более 300 км. Получается, что на дорогу у меня должно было уйти минимум два, а то и три дня по тем временам. Но другого выхода не было.
Едва я вышел на дорогу, остановилась легковая машина. Водитель согласился меня подвезти. Видимо, по произношению он узнал во мне земляка и потому на ингушском языке спросил: «Вайнах саг вий хьо?» («Ты вайнах?» Кстати, этот вопрос заведомо означает: либо ты ингуш, либо чеченец). Я ответил, что я чеченец, родом из Урус-Мартана, и дальше рассказал ему цель своей поездки.
После моих слов водитель развернул машину. На моё недоумение он сказал: «Брат, даст Аллах к утру мы будем у тебя дома». Мои попытки отговорить его от этого решения не увенчались ничем. «Уже ничего не изменить, что произошло, то произошло, — говорил я. — У тебя могли быть не менее важные дела, коль ты направлялся в Ростов». А он мне отвечает: «Нет ни одного более важного дела у меня на этот час, чем успеть довезти тебя до матери. Мама — это святое!»
Как он и сказал, к утру мы были у меня дома. Несмотря на то, что в Чечню ехать в те годы было небезопасно, шли боевые действия, всё еще гремели взрывы и на дорогах стояли блокпосты, мой брат-ингуш ни перед чем не спасовал. Мы обменялись координатами, и он уехал.
С матерью я успел попрощаться. Она умерла у меня на руках через пару часов после нашей встречи. Вот с тех пор я не упускаю ни одной поездки в Ингушетию, не заглянув в гости к своему названному брату, и всегда встречаю с его стороны радушный приём".
— За разговорами мы не заметили, как доехали до перекрёстка, — говорит мой знакомый. — Там он вышел, попрощавшись со мной и пожелав всем мира и добра.
Мы не знаем, кем был тот водитель, который, оставив все свои дела, привёз попутчика моего знакомого в те далёкие годы домой, преодолев 700-800 км пути. К сожалению, мой собеседник имя и фамилию названного им человека запамятовал, запомнил лишь то, что тот был родом из селения Экажево. Но оно не столь важно. Главное в памяти того чеченца, а теперь и в нашей, и в пример всем читателям останется то благородство и то великодушие, на котором и следует воспитывать подрастающее поколение.