В стране галгаев

Характер и философия ингушского танца

Сегодня много говорят об ингушских танцах, характере, истории и несвойственных движениях в ингушских танцах. По крупицам собирал, сохранял в своих дневниках информацию о танцах этнограф Бекхан Хабриев.

Бекхан Хабриев: «Я попытаюсь выразить то, что я об этом думаю. Увы, исчерпывающий ответ на этот вопрос навряд ли мы получим вообще, так как, на мой взгляд, этот вид народного искусства на стадии вымирания, ибо несвойственное нам чужеземное топанье убивает изящный танец галгаев.

Танец любого народа — это искусство, которым овладевают долгие годы. А нынешнему топанью под треск и гул оглушающих инструментов никакая подготовка вообще не нужна: двигай ногами и двигайся всем корпусом и получается танец? Чем телодвижения неприличнее, тем топанье (извините, не могу назвать это танцем) искуснее? Это, как эпидемия, распространяется, убивая на корню древний танец. Если бы наш предок увидел современный «ингушский» танец, он бы не удивился, а сказал бы с уверенностью: «Это увеселения плебеев!» — и поспешил бы убраться оттуда поскорее, так как смотреть на некоторые извороты в танце человеку, имеющему благородство, воспитание, просто нельзя.

В танце можно выразить тонкости человеческих чувств. Современный балет в какой-то мере этим пользуется.

У галгаев были танцы возрастные: детские, общие для девочек и мальчиков; были танцы девочек, в которых они обучались красивым, плавным, нежным движениям; были танцы мальчиков, которые учили их ловкости, изяществу движений; были юношеские танцы и танцы общие. Но никогда не было танцев для стариков. Высокое достоинство не позволяло им показывать, выставлять на позор стариковскую немощь. Это унижение. А за унижения рассчитывались жёстко. Бывало, старики танцевали, чтоб показать, что годы не согнули их стана, что они еще ловки и крепки. Но никогда не позорили себя, изображая радикулит. Мы иногда видим пародию. А кто из мужчин позволил бы выйти в танцевальный круг матери — старухе? Воистину, позор всему роду этому! После замужества женщины-ингушки не танцевали вообще. Это категорически запрещалось, считалось равносильно измене своему мужу.

К девушке, её чести у нас особое уважение. И это подчеркивалось в танце. У ингушей танцевали только девушки.

Я помню случай в Казахстане во время высылки: парень оказался в чужом селе на ловзаре (танцы, шутки). Над гостем решили подшутить — с ним станцевала молодая, красивая вдова. Юноша об этом узнал через некоторое время, был оскорблён, в результате чего даже произошла поножовщина. Вы скажите — глупо? Для всех остальных, действительно, глупо, а для галгая — защита мужского достоинства. Правила галгайского эздела нерушимы. Эздел или есть или нет совсем.

Ныне все молодые галгаи ходят без головного убора. На свадьбах танцуют также без головного убора. Еще в 60-х годах прошлого века девушка вышла бы из круга, ели бы партнер был с непокрытой головой, и была бы права, заявив: «Я с лаем (рабом) не танцую!» Никто бы ее за это не осудил.

В древности мужчины-галгаи всегда носили шапки. Волосы — символ свободы, шапка — корона мужского достоинства. Рабам брили головы и не разрешали носить шапки. И не важно, какая шапка. Истрепанная, старая, облезлая папаха галгая приравнивалась по достоинству к царской короне. Поэтому пояс и шапку снимали, только укладываясь спать. И редко какой мужчина мог предстать перед гостем без пояса и шапки.

Самым главным галгайским танцем был парный танец, где мужчина показывал стать, ловкость, быстроту, умение и осторожность. Девушка шла в танце плавно и грациозно. В глубинной идее танец означал погоню орла за голубкой. Ноги и руки мужчины работают в такт музыке, торс прямой. Девушка не идет по кругу, а плывет. Шуршанье ног по полу сливается с музыкой — и это прекрасно! Никакого прикосновения мужчины даже к одежде девушки было недопустимо. По рассказам бабушек, юные девочки учились танцевать, ставя на голову чашку с водой.

В глубокой древности были ритуальные танцы воинов, для поднятия ратного духа. Этот танец исполняла сотня (бзавр), посередине круга становился сотник (бзаврча) со знаменем в левой руке и с обнаженным мечом в правой. Воины шли по кругу, обязательно против движения солнца. В ритм движения запевали песнь «Дов-дов! Дов-дов!» и стучали мечом о щиты.

У девушек и женщин было много обрядовых танцев, смотреть которые мужчинам строго запрещалось. «Захал-махал». Перед свадьбой женщины и девушки двух роднящихся тайпов сходились где-нибудь на поляне и выстраивались друг пред другом, взявшись под руки. Получался полный концерт со зрителями и исполнителями.

Начинала сторона невесты. Пританцовывая на месте, они запевали, в шутливой форме, но без грубостей, выражая сомнение, что их голубке-сестрице будет хорошо на новом месте. Вторая сторона выслушивала эти музыкальные назидания и отвечала, как говорят ныне, адекватно. Эти диалоги с танцами продолжались часами. Здесь было много импровизации. Ибо эти женщины были духовно намного богаче нынешних и, постоянно упражняясь, развивали свои поэтические и музыкальные способности.

«У-ловзар» (пастушьи танцы) исполнялись под звуки зурны с акробатическими элементами, использовались пастушьи палки. Изобилие акробатических элементов в танце и сейчас характеризуют «у-халхар».

Был забавный детский танец под названием «Яьй-воай!». Девочки и мальчики брались за руки, запевали и пританцовывали, идя по кругу:

— Яьй! Воай! Мича долх шо?

— Хьунага долх.

— Фу де долх шо?

— Комарашка долх.

— Ховргдий шоана уж хагул е?

— Ховргда! Ховргда!

— Яъа ховгдий?

-Ховргда! Ховргда!

Буквально переводится так:

«- Куда идете?

— В лес!

— За чем идете?

— За тутовником.

— Сможете скушать?

— Сможем, сможем!!!»

Потом мы все, пританцовывая, нагибались и обеими руками «собирали» ягоды «Хвап-хвап! Хвап-хвап!» и «съедали» «Зам-зам! Зам-зам!».

Не менее забавным, но гораздо более веселым, был детский танец «За — зе — зув!».

Этим танцам мы, галгайчата, научали местных в Казахстане: немчат, украинчат, казачат, русачат, и этим обогатили их детство. Наши припевки, хоть и с акцентом, ими прекрасно усваивались. И вообще, детские игры и танцы они получили от нас, пришельцев с Кавказа. Они, местные дети, никаких игр не знали, кроме игры в прятки. Сперва местные взрослые ругали своих детей за горячее пристрастие к «бандитской» культуре депортированных, а потом смирились.

Я хотел просто умолчать о танцах, которые получили название «лай халхар» (плебейские, неблагородные танцы). Это танцы развязные, имеющие движения, выражавшие низменные чувства: некрасивая мимика лица, похотливые движения и т. д. У нас очень редко встречались такие. А если вдруг бывали, то говорили: «б1еха ц1и» (грязная кровь). С такими танцорами благородные девушки отказывались танцевать или, наоборот, если девушка начинала «лай халхар», партнер выходил из круга, не извинившись«.

Тамара Инаркиева: «С возрастом, чем больше ты изучаешь, тем больше ты наслаждаешься национальной музыкой, танцами. Мудрость бывает удивительно проста, но в этой простоте огромная сложность. Легенды, сказки, музыка, язык несут в себе генетический код, распознать которые помогают интуиция, внутренняя образованность. Народные мелодии я услышала впервые от своей тети Соудат. Музыка целомудренна, полна звуков интернациональных, которые напоминают язык природы — шум ручья, пение птиц, ритмы планеты и биоритмы. Вспоминаю Роберта Шумана, который говорил: «Учитесь музыке у птиц».

Ингушская культура всегда была высокой. Её источник в легендах, эпосе, в национальном танце, в ритме. Ритмы — это есть живое начало. Всё это было в культуре танца у нас. Эта внутренняя целомудренность. Танцы были и ритуальными. Если их расшифровать, то они имеют лечебное действие. Когда их танцевали, люди меньше болели.

Ингушский танец — в основном вдохновенный. Мужчина по своей структуре более свободен, открыт в своей жизненной энергии. Он говорит о любви к человеку, к родине, он говорит о любви к жизни и целомудрии. Такому человеку легче перенести трудности жизни во всех ее проявлениях. Ему помогает дыхание жизни, которое он ощущает с ритмом танца и Вселенной».

Айшет Дударова: «Ингушская лезгинка стремительная, пластичная, легкая делает танцора рыцарем. У него становится красивой и гордой поступь, благородной осанка. Лезгинка смягчает характер, поднимает настроение, улучшает самочувствие. Посмотрите на лица танцующих: сколько в них вдохновения и чистоты, и на тех, кто смотрит и хлопает, а сами не умеют танцевать. Лезгинка улучшает самочувствие и танцующих, и зрителей. Кто часто танцует, тот на мир смотрит по-особенному влюблённо. Танец делает человека тонким и романтичным. Лезгинка воодушевляет.

Я в детстве наблюдала и угадывала в толпе человека, часто танцующего, по его манере, легкой и уверенной походке. Они смотрят на окружающих с достоинством, с легкой надменностью и чувством превосходства. Я помню артиста из ансамбля, студента исторического факультета, совершенно не готовившегося к занятиям. «Ум перешел в ноги», — говорили мы, шутя, о нём. Но и отмечали в нём ореол красавца-романтика. Когда он шел сдавать экзамен абсолютно не подготовленным, экзаменаторов-преподавателей покоряла его одухотворенность, достоинство, и они невольно оценивали состояние его души, его обаяние, артистизм. Это позволило ему успешно учиться и получить диплом учителя истории. Вот такие случаи в обычной студенческой среде встречались».

Рая Евлоева: «Танец народа надо уважать. Человек должен выглядеть изящно, внешним видом показывать своё отношение к культуре народа, создавшим этот танец. Нужно уважать людей, народ, чаяния которых ты выражаешь в танце: красоту, грацию, сдержанность и высокую интеллигентность!»

Словом, танец — это жизнь. И на сцене её «прожить» нужно достойно!